Чернобыль. Вывод, которого до сих пор нет

С.К.Шандринов

Во всех материалах по расследованию причин чернобыльской трагедии, с которыми мне удалось познакомиться (таковых очень мало), и в комментариях, которые продолжаются до сих пор (этих  прочитано уже достаточно много), я не встретил попыток ответить внятно на один вопрос. Зачем вообще операторы затеяли какие-то исследования выбега, или чего-то там ещё, вместо того, чтобы штатно останавливать блок, как того требуют технологический регламент и эксплуатационные инструкции?


Неужели все всерьёз поверили в идиотскую байку о том, что все операторы одновременно лишились рассудка и начали целеустремлённо и профессионально готовить блок к взрыву, «врукопашную» выводя из строя (предусмотренные  проектом!)  защиты и блокировки, чтобы те не пресекли автоматически дальнейшие издевательства  операторов над энергоблоком.  Кстати, на случай, если кто-то из командиров сошёл с ума, или вообще дурак, должностные инструкции любого оператора на любой АЭС требуют(!) от него – а) дурацкое распоряжение не исполнять; - б) растолковать дураку его дурость; -в) если дурак всё равно настаивает – доложить вышестоящему руководителю суть дела, и если и тот подтвердит необходимость выполнять распоряжение – выполнить, после оформления распоряжения письменно.

Итак, кто (или что) заставляет  операторов действовать нештатно в штатной ситуации?
Вариант ответа у меня есть, потому что я сам был таким оператором, и сам много раз действовал нештатно в штатной ситуации.

Заранее прошу прощения, что не назову конкретных имён, дат, названий. Не имею права подставлять людей без их на то согласия.

Итак, задолго до Чернобыля я работал на одной из АЭС начальником смены реакторного цеха. Руководство всеми АЭС и тогда, и сейчас, осуществляется из Москвы конторой, которая тогда называлась «Главатомэнерго». Среди департаментов этой конторы был (есть и сейчас)  департамент науки, который, в соответствии с названием, занимается наукой и, в частности, экспериментальной проверкой на действующих промышленных блоках (других просто нету) теоретических изысков соискателей учёных званий и степеней. Время от времени на АЭС появлялась программа, соответствующим образом подписанная, утверждённая и оформленная как руководящее указание из главка, т.е. обязательная к исполнению.  Кто, где и как составлял эти программы – мы не знали, но попробуй не исполни – незаменимых у нас нет… И к кому апеллировать, если письменное распоряжение, в виде этой самой программы, пришло с самых верхних верхов? В этих программах во время очередного останова блока (чаще всего, хотя бывали программы, и не связанные с остановом) предписывалось действовать не по регламенту, а по этой программе. Иногда в самой программе требовалось отключить ту или иную защиту, иногда сами операторы выводили защиту из строя, чтобы программа стала осуществимой. Естественно, такое отключение защиты было совместной акцией всех операторов на БЩУ – реакторщиков, турбинистов, электриков, осуществлялось руками ТАИ-шников, и (естественно!)  с ведома начальства. Конкретно до исполнителей эти программы доводились распоряжением ГИСа или его зама по эксплуатации в оперативном журнале, или журнале распоряжений, под роспись. 

 Для иллюстрации приведу пример из своей жизни. На БЩУ (блочный щит управления, если кто не знает) долго болталась программа, по которой требовалось уронить в активную зону реактора самый эффективный, центральный, стержень СУЗ, и затем вернуться в исходное состояние – продолжая работу станции в штатном режиме (!), а прибывшие вместе с программой «учёные из Москвы» запишут все процессы на свои самописцы. Никто не хотел исполнять эту программу, элементарно боялись, придумывали всякие отмазки и т.д. Уж не знаю, насколько случайно, но однажды  к нам на АЭС заявился мой хороший институтский друг из «Гидропресса» - проталкивать ту самую программу, хотя вообще-то он там занимался тепловыми расчётами парогенераторов.  Другу я отказать не мог, и в ближайшую дневную смену разрешил «учёным из Москвы» готовить свои датчики и  самописцы. Когда они доложили о готовности, уже наступило время обеда, и мой СИО (старший инженер-оператор) был в столовой, а я подменял его на ключах управления реактором. Пришлось всё делать самому…. Оглядевшись по сторонам, я не обнаружил на БЩУ никого…. Все  до единого дружно смылись!

Я уронил центральный стержень и удержал реактор на мощности. Легко ли это – может сказать только тот, кто сам стоял на ключах в переходных режимах, когда параметры расползаются, а периоды тянут свои пики к аварийным уставкам …. Возвращали реактор в исходное состояние мы уже вдвоём с СИО, самописцы нарисовали моему другу километры информации, которую он и увёз радостно в Москву в тот же вечер, даже не простившись, как следует. В тот раз всё обошлось…

 Не думаю, что наша АЭС была уникальной и единственной по части таких программ.  Куда они все подевались при расследовании Чернобыля, почему они нигде не фигурировали – загадка! На Чернобыле всякие письменные упоминания о таких программах могли сгореть (другой вопрос – случайно ли?) Но на других АЭС пожара не было…. Может, прольют свет другие эксплуатационники?

Мой вывод – Чернобыль взорвали авторы таких программ руками операторов. Видимо, причастен к этим программам был и академик Легасов, и он всё понимал…

Вы можете себе представить пассажирский лайнер на десятикилометровой высоте, пилоту которого командуют с земли – отключи-ка один двигатель, мы хотим знать, как самолёт поведёт себя при таких параметрах полёта? Или что-нибудь в этом духе? Даже думать не смеем!!!

 А вы можете представить себе директора, или иного высокопоставленного администратора производственного предприятия, которому сотрудники готовят диссертацию на тему – можно увеличить вдвое, если вот это изменить, это задрать, а это опустить? Сплошь и рядом! А когда директор скромно уточняет, что экспериментальная проверка на наших производственных  объектах подтверждает наши теории? Тоже обычное дело, хотя за спиной пилотов всего сотня пассажиров, а вокруг  производственного предприятия  – целый город. (Или целый континент, как в случае с Чернобылем).

 Но ведь наука – это всегда путь в неизвестность (если это действительно наука), и уже поэтому её надо делать специально подготовленными людьми в специально оборудованных для этого местах, помня о  «пассажирах»!  Но пока нет запрета на любую научную деятельность в промышленном производстве, всегда найдутся высокопоставленные администраторы, ради своих диссертаций принуждающие  обычных линейных лётчиков на пассажирских трассах экспериментировать в небе, игнорируя наличие «пассажиров», а заодно и  мнение «пилотов» …..

Этого вывода до сих пор нет!

назад

Материалы из архива

5.2009 Система АЭС малой мощности как фактор национальной безопасности России

Т.Д.Щепетина, к.т.н., нач. лаб. ИЯР РНЦ «Курчатовский институт» Но никогда ИМ не увидеть НАС      Прикованными к веслам на галерах!В.Высоцкий, «Еще не вечер»Концепция национальной безопасности Российской Федерации - система взглядов на обеспечение в Российской Федерации безопасности личности, общества и государства от внешних и внутренних угроз во всех сферах жизнедеятельности… в экономической, внутриполитической, социальной, международной, информационной, военной, пограничной, экологической и других сферах.

5.2007 Атомная тройня

Дмитрий Кудряшов "РБК daily"Росатом выведет клонов «Атомстройэкспорта»Хотя структура «Атомэнергопрома» (АЭП) еще не определена, у чиновников уже появилось понимание, что в новый холдинг должно входить сразу несколько компаний, способных заниматься возведением новых АЭС под ключ. Такие структуры могут возникнуть на базе проектных НИИ в Москве, Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде, после акционирования они могут быть усилены инжиниринговыми, монтажными и строительными активами.

9.2006 Решения должны быть разные

(Послесловие к колонтаевскому семинару) Т.Д.Щепетина, к.т.н., в.н.с. Курчатовского института, e-mail: tds@dbtp.kiae.ru Участие в семинаре по малой энергетике в подмосковном Колонтаево многое прояснило и потребовало еще более расширить горизонт отражения «науки» на «практику», и если уж не поменять точку зрения, то главным образом сменить акценты в нашей «разъяснительной деятельности» относительно судьбы и роли АСММ.