Наша деятельность требует высокой квалификации

С.А.Адамчик, заместитель руководителя Ростехнадзора.

— Сергей Анатольевич, кого сегодня в нашей стране волнует безопасность атомной отрасли?


— Наверно, в большей мере население. Хотя у меня такое впечатление складывается, что ему уже все равно – оно не очень активно. Его провоцируют на формирование отдельных мнений, особенно в районах строительства атомных станций, а в целом наше население проявляет активность только, если что-то случается. Даже достаточно страшное событие – Чернобыльская катастрофа – сегодня уже стало забываться.

Безопасностью нашей атомной отрасли больше озабочены на Западе, потому что та авария, которая случилась у нас 23 года назад, наложила отпечаток на область использования атомной энергии во всем мире. Во многих странах она была свернута, во многих ограничена. И был период, когда эта область техники вообще не имела развития. Для общества это потеря, потому что технический прогресс остановить нельзя.
Один австрийский писатель говорил, что технический прогресс – это хорошо, но его плоды иногда взрываются. С одной стороны он, может быть, прав. С другой стороны, огонь тоже опасен, а человек всю жизнь им пользуется, понимая, что огонь – это благо, но нужно соблюдать меры безопасности, чтобы не получить ожоги и ущерб. Также и в области использования атомной энергии. Просто эта область понятна специалистам и непонятна населению, из-за чего вызывает его тревогу.

— Вы говорите об аварии 1986 года на Чернобыльской АЭС: «у нас». Есть мнение, что концерн «Росэнергоатом» и его филиалы, наши атомные станции, не должны никаким образом ассоциироваться с Чернобылем, что это трагическое событие произошло в другой стране и в те времена, когда о «Росэнергоатоме» не было и речи. Что вы думаете об этом?

— Применение технологий подобных ядерным технологиям границ не имеет. Тем более что последствия аварии на них трансграничные. И если сегодня будет неприятность в этой области в любой другой стране, это также скажется на нашей деятельности, на нашем развитии.
Тогда был Советский Союз. Одни и те же ученые, конструкторы разрабатывали технологии и для Украины и для России, эксплуатировало атомные станции Министерство энергетики СССР. Те же технологии применяются сегодня в Российской Федерации – это 11 энергоблоков с РБМК. Конечно, они модернизированы, их характеристики изменены, но выстраивать границы: то было в Украине, а это у нас – нельзя. Надо делать правильные выводы и не допускать подобных событий.
В нашем государстве очень много сделано с тех пор. Прежде всего, разработаны и приняты законы, связанные с использованием атомной энергии, которые регулируют отношения и роли государства, министерств и ведомств, местных органов и даже населения. Например, предусмотрено проведение общественных слушаний при сооружении объектов использования атомной энергии. Сегодня готовится закон о ядерном страховании, и граждане нашей страны должны понимать, что они защищены, то есть если человеку все же будет нанесен какой-то ущерб, он будет возмещен.
Мы присоединились к международным конвенциям: в 1996 году – к Конвенции о ядерной безопасности, затем была ратифицирована Объединенная конвенция о безопасности обращения с отработавшим ядерным топливом и о безопасности обращения с радиоактивными отходам. То есть мы приняли принципы обеспечения безопасности, которые сформулированы в мире, обеспечиваем их выполнение и, кроме того, отчитываемся перед международным сообществом о том, что наше государство привержено этим принципам и исполняет их. Такие отчеты идут раз в три года, и в апреле этого года делегация Российской Федерации отчиталась перед международным сообществом о выполнении положений Конвенции о ядерной безопасности уже в четвертый раз. Наш доклад был воспринят достаточно хорошо, потому что мы имеем положительные результаты в этой области.
Сегодня в нашей стране принята и уже реализуется программа развития атомного энергопромышленного комплекса, которая ставит очень большие задачи в области использования атомной энергии. Должны быть построены новые сверхсовременные объекты. Создана госкорпорация «Росатом» и принят закон «О государственной корпорации по атомной энергии». То, что эта структура будет работать в рамках законодательства, тоже плюс. В общем-то, все направлено на то, чтобы атомную энергию использовать безопасно, эффективно, на пользу населению нашей страны.

— Есть в этом заслуга органов, которые регулируют безопасность в области использования атомной энергии?

— Их деятельность не очень заметна для населения и, может быть, для органов власти. Вот работу спасателей всегда видно, всегда слышно. Деятельность МЧС – каждый день в прессе и на телевидении. Но люди, наверно, хотят жить так, чтобы никого спасать не надо было. Знаете выражение: «Государство, в котором есть место для подвига, не очень благоприятно для нормальной жизни»?
Деятельность надзорных органов направлена на то, чтобы не было чрезвычайных ситуаций. В своей повседневной работе мы занимаемся совершенствованием нормативов, анализом мероприятий, оценкой безопасности, проведением инспекций на предприятиях и так далее. В общем-то, рутинная нудная и мало кому понятная работа, тем более что она не освещается в прессе, поскольку не связана с героизмом. Эта деятельность требует высокой квалификации, прежде всего, и нормальных взаимоотношений между тем, кто использует атомную энергию, и тем, кто занимается регулированием ядерной и радиационной безопасности.
Государственный атомный надзор создан для того, чтобы гарантировать населению нашей страны безопасность при использовании атомной энергии. Фактически основная наша задача – это профилактическая деятельность. Она направлена на то, чтобы были выполнены оценки безопасности объектов использования атомной энергии, чтобы для предприятий атомной отрасли были правильно выработаны нормативы в области безопасности и чтобы эти нормативы соблюдались.
Я считаю, то, что было сделано в нашей стране после аварии на Чернобыльской АЭС, и те результаты, которые сегодня достигнуты, это результаты совместной работы тех, кто эксплуатирует объекты использования атомной энергии, и органов регулирования безопасности. После чернобыльской трагедии у нас на государственном уровне было принято решение, что все ответственные операции на АЭС, например, пуски энергоблоков, ремонты, испытания выполняются только после того, как представитель регулирующего органа проведет соответствующую инспекцию и официально даст заключение о том, что эту операцию можно выполнять – нарушений безопасности нет. И в течение 23 лет это безукоризненно выполняется.
В последнее время через средства массовой информации формируется мнение, что у нас много надзорных органов и они тормозят развитие экономического прогресса. Говорят, что государственный инспектор должен быть на объекте раз в два года или еще реже. В июле этого года на пресс-конференции по поводу 25-летия со дня подписания постановления правительства о создании Госатомэнергонадзора СССР – независимого надзорного органа в области ядерной и радиационной безопасности – журналисты уже не спрашивали меня: насколько правильно объективно полно мы выполняем оценку безопасности по новым проектам? Подход стал другим: сколь длительно идет проверка и как ее ускорить?
Надзорные органы, в том числе и в области использования атомной энергии, создавались не для того, чтобы тормозить прогресс, а для того, чтобы наши предприятия работали безопасно. Специалисты государственного атомного надзора находятся на объектах каждый день. Наши процедуры предусматривают проведение проверок и в выходные дни и в ночное время. И не для того, чтобы помешать предприятию иметь положительные экономические результаты, а для того, чтобы оно работало безопасно при использовании столь потенциально опасных технологий. Эта практика принята во всем мире. И не следует различные виды надзорной деятельности в различных областях, смешивать и формировать единые подходы к ним.
Не все понимают, что такое «ядерная безопасность», и я хотел бы пояснить это понятие на таком примере: мы загружаем ядерное топливо в реактор атомного ледокола, и он три года работает на этой загрузке. То есть мы обладаем колоссальной энергией и создали условия, чтобы управляемо брать ту ее долю, которая нам нужна сейчас. В этом основной смысл ядерной безопасности. Если энергия выделится самопроизвольно, то произойдет ядерная авария с радиационными последствиями. Чернобыльская катастрофа связана как раз с тем, что была временно утеряна возможность управлять цепной реакцией.
Люди должны понимать, что там, где есть ядерные материалы в количестве, при котором возможно выделение энергии, там всегда есть ядерная опасность.

— Как у вас складываются отношения с Росатомом?

— Взаимоотношения с Росатомом нормальные, деловые. У нас, у каждой структуры, сформулированы свои задачи. Росатом отвечает за развитие атомной энергетики, за использование атомной энергии – безусловно, безопасное использование. Мы отвечаем за государственное регулирование безопасности в области использования атомной энергии. Это разделение выполнено потому, что вопросы развития и эксплуатации не всегда совпадают с целями безопасности. И поскольку ядерные технологии имеют чрезвычайную потенциальную опасность, то во всем мире специально создаются структуры, которые отдельно от использования атомной энергии имеют функции только регулирования безопасности. Это позволяет оценивать деятельность органа использования атомной энергии и принимать необходимые меры при проектировании, строительстве и эксплуатации объектов, чтобы в итоге вся эта деятельность осуществлялась безопасно.

— Как соотносятся между собой уровни компетенций Росатома и органа государственного надзора за его деятельностью?

— При использовании мирного атома регулирующим органом у нас был Ростехнадзор – Федеральная служба по экологическому, технологическому и атомному надзору. Недавно Ростехнадзор введен в ведение Минприроды. Как будет работать эта структура, покажет время.

— Об атомной отрасли говорят, что она современная, высокотехнологичная и развивающаяся. Можно то же сказать об атомном надзоре?


— Как раз так сказать об атомном надзоре нельзя. Хотя, я считаю, что регулирование ядерной безопасности должно соответствовать тем масштабам развития в области использования атомной энергии, которое осуществляется в стране. Иначе быть не должно, иначе неправильно.
К сожалению, вся деятельность Ростехнадзора связана с тем, что его постоянно переподчиняли и переименовывали, «сливали»-«разливали». За 25 лет атомному надзору пришлось пережить, так сказать, реформы семь раз – фактически каждые три года происходили какие-то изменения. И каждый такой шаг приводил к одному – к потерям темпа и возможности работать. К потерям, прежде всего, людей. Мы можем самоликвидироваться в этом процессе.
Я двенадцать лет работал начальником Управления по надзору за безопасностью атомных станций. За это время из моего управления ушло 19 человек. Люди уходили в промышленность, потому что мы не в два-три раза, а то и на порядок в меньшую сторону отличаемся в зарплате от работников промышленности. Люди уходили, потому что старели, а молодых привлечь мы не можем. То есть сегодня созданы все условия для того, чтобы эта структура прекратила существование или была абсолютно некомпетентна, что аналогично, потому что тогда она не имеет никакого смысла.
Мы были укомплектованы высококвалифицированными специалистами после аварии на Чернобыльской атомной станции. Причем специальным постановлением Совета Министров СССР были выделены ресурсы для того, чтобы в атомный надзор привлечь хороших специалистов. Работник атомного надзора это не просто чиновник. Это специалист, который хорошо знает технологию производства на уровне технического руководства предприятия. И, кроме того, он должен знать законы, постановления правительства, нормативные акты, надзорные процедуры – знать и уметь правильно применять.
Сегодня, при том уровне материального обеспечения, которое дает нам государство, ситуация с комплектованием квалифицированными кадрами у нас достаточно тяжелая. А брать неквалифицированного специалиста – значит приводить к упадку деятельность, которую мы осуществляем. Последняя реформа привела к сокращению численности атомного надзора, что, с моей точки зрения, необъяснимо.

— Назовите проблемные стороны взаимоотношений инспекторов и представителей объектов использования атомной энергии.


— Здесь возникает очень интересный вопрос. В последнее время я получаю много документов, в том числе и от Прокуратуры Российской Федерации. Позиция Прокуратуры: обнаружил нарушение – должен применять санкцию. То есть Прокуратура считает, что мы должны работать, как ГИБДД. У нас другой подход, совсем другие принципы: государство потенциально наделяет нас полномочиями применить санкции, но не для того, чтобы мы были органом карающим. Схема, когда мы ловим «нарушителя» и наказываем, может привести к одному – от нас будут прятаться, скрывать нарушения, вопросы безопасности правильно решаться не будут, и свои задачи мы не выполним.
Наша задача, чтобы на предприятии был порядок. И применение санкций мы проводим, когда понимаем, что это действительно будет полезно и в воспитательной цели и в профилактической. В атомной энергетике существует понятие «культура безопасности». Оно сформулировано на международном уровне, и как раз там написано, что применение санкций должно быть взвешенным, и санкции должны применяться только в том случае, когда это может быть полезно для дальнейших работ в области безопасности. Получается, что сегодня Прокуратура определяет порядок действия инспекторов в области использования атомной энергии?
Что касается взаимоотношений с предприятиями: сегодня предприятия имеют финансовые возможности, чтобы повышать безопасность, и мы, естественно, взаимодействуем с ними, чтобы работы по повышению безопасности осуществлялись. Эта длительная кропотливая повседневная работа дает очень хорошие результаты. Например, Кольская атомная станция на 4 энергоблоках имела в начале 1990-х годов 36-39 нарушений в год. Сейчас – 2-3 нарушения. Потому что разработала и реализовала эффективные мероприятия по повышению безопасности. Это и есть результат той деятельности, которую регулирующие органы, Росатом, коллективы атомных станций, эксплуатирующая организация осуществляют совместно.

— Что-то меняет акционирование концерна «Росэнергоатом», создание холдинга «Атомэнергопром» и госкорпорации «Росатом»?

— Изменения, которые произошли, это не только акционирование концерна «Росэнергоатом» и создание новых структур в атомной отрасли. Это и то, что владеть ядерными материалами и использовать их могут теперь в России и юридические лица. Это требует совсем другого подхода с точки зрения государства к регулированию вопросов ядерной и радиационной безопасности. И, я думаю, что такие решения должны быть приняты. Наверно, не все еще поняли, насколько остро стоит эта проблема. К сожалению, у нас вспоминают о надзорных органах, когда возникает какая-то беда. А та область, которой мы занимаемся, такова, что здесь беды допустить нельзя.

— Сами вы имеете возможности напоминать законодателям, что такие решения необходимо принимать?

— В той ситуации, в которой сегодня находится атомный надзор, это достаточно сложно. Мы находимся в Ростехнадзоре и составляем примерно десятую часть его численности. У руководителя Ростехнадзора, кроме атомного направления, масса других задач. Теперь ситуацию усложняет еще и то, что мы находимся в ведении Минприроды. У его руководителя масса проблем: это и состояние окружающей среды, и водопользование, и недропользование и так далее. Сможет ли Министерство в своей деятельности один из приоритетов отдать не профильному к основной деятельности атомному надзору, мне очень сложно сказать. Мы стали еще дальше от правительства и от возможности выйти на него.
Тем не менее, потенциальная опасность использования атомной энергии и те международные обязательства, которые мы взяли на себя в области регулирования при использовании атомной энергии, заставят уделять этой области достаточно много внимания. Государственный надзор за ядерной и радиационной безопасностью должен иметь статус, компетенции и ресурсы для эффективного выполнения своих функций. Сегодня я не могу сказать, что мы всем этим обеспечены в полной мере.

— Сколько и какие объекты вы сегодня контролируете?

— Прежде всего, это атомные электростанции – 31 действующий энергоблок, 4 энергоблока в режиме подготовки к выводу из эксплуатации и 5 энергоблоков сооружаются. Далее – 904 завода-изготовителя оборудования, 540 предприятий и организаций, которые выполняют работы и предоставляют услуги для атомных станций. Следующее направление – предприятия ядерного топливного цикла: это 32 предприятия, 312 объектов, 15 промышленных реакторов, 30 установок переработки ядерных материалов, пункты их хранения. Следующее направление – исследовательские реакторы: 75 ядерных установок и 6397 радиационно опасных объектов народного хозяйства. Следующее направление – российский мирный атомный флот: 28 объектов, 10 атомных ледоколов, 6 судов атомного технологического обслуживания, пункты хранения ядерных материалов, плавучий завод переработки жидких радиоактивных отходов, сооружается плавучий энергоблок.
Самое пристальное внимание атомного надзора, прежде всего, к ядерным установкам: это атомные станции, исследовательские реакторы, судовые ядерные установки, ядерные установки предприятий топливного цикла.

— Какова численность вашего персонала?


— Центральный аппарат – 72 человека. В начале 1990-х годов было 211 человек. Региональные структуры – 1062 человека.

— Вы можете сейчас с полной ответственностью гарантировать населению России безопасность при использовании атомной энергии?


— Мы стараемся при тех ресурсах, которые у нас есть, выполнить все наши процедуры, соблюсти все нормативные документы, выполнить функции, которые на нас возложены, но мы не имеем сегодня запаса прочности для того, чтобы обеспечить эффективное регулирование безопасности при реализации программы развития атомной отрасли. Если в ближайшее время ситуация не изменится, мы просто не сможем осуществлять свою деятельность и должны будем проинформировать как население нашей страны, так и мировую общественность, что эту деятельность мы вынуждены прекратить.
Я считаю, если государство создает регулирующий орган по ядерной и радиационной безопасности, то должны быть нормативные акты, которые регулируют, регламентируют ее деятельность. Поэтому необходимо издание закона о регулировании ядерной и радиационной безопасности и создание условий – социальных и материальных – для того, чтобы в этой структуре работали квалифицированные специалисты. В той области, которой я занимаюсь и отвечаю за нее, завтра должно быть немного лучше, чем сегодня. К сожалению, пока могу сказать, что вчера было немного лучше, чем сегодня, и это неправильно.

Интервью взяла Ольга ПЕТРОВА

назад

Материалы из архива