Среда для инноваций: культура, экономика и менталитет администратора

Андрей Ирецкий, изобретатель, Санкт-Петербург

В последнее время все больше разговоров об угрозах сырьевого перекоса в развитии страны. Толпа политических комментаторов и начальников твердит заклинания, что в глобализованном мире для России есть один реальный путь в светлое будущее  – только через построение инновационной экономики… Осталось определить, чего конкретно не хватало и не хватает сейчас в России для построения «экономики инноваций».


«Сырьевую экономику» мы получили как результат трансформирования экономики милитаристской. Собственно, именно качества «милитаристской экономики» и обусловили технологический и идеологический проигрыш СССР в «холодной войне»…  А ведь сколько говорилось в годы застоя о том, что она  - экономика - «должна стать экономной»?  Начальственные заклинания не помогали: экономика не пожелала становиться «экономной».

Последующий переход России от «социалистического» к рыночному типу хозяйства и хозяйствования  проходил несколько этапов. Первоначально, в середине 80-х,  убедительно доказывали: вот перераспределят государственные средства в пользу «ведущих направлений научно-технического прогресса» (автоматизация, компьютеризация, биотехнология etc.), и закончится застой. Программа «Интенсификация-90» родилась и скончалась без последствий, государственная программа конверсии военных производств оказалась убыточной для предприятий, отраслей и всего хозяйства. Затем пообещали: начнется НЭП (аренда средств производства, «индивидуальная трудовая деятельность» и «инновационные кооперативы»), и все быстро станет лучше. Еще позднее появление улучшений в экономике обещали вслед за массовой приватизацией. В последнее время государственные мужи возложили надежды на старых специалистов из закрытых ОКБ и предприятий ВПК, которые якобы владеют такими выдающимися технологическими секретами и идеями, которые обеспечат неизбежный прорыв всего нашего хозяйства в мир высоких технологий. Дайте специалистам ВПК свободу, немного денег и государственной заботы – и они удивят мир и вытащат экономику России из болота «сырьевой экономики».

Нечто давно знакомое просвечивает в этих новых идеях: десятилетиями раньше вожди учили, что счастье должно неизбежно наступить вслед за электрификацией всей страны, коллективизацией сельского хозяйства,  химизацией и повсеместным распространением кукурузы, посеянной квадратно-гнездовым способом. Что может препятствовать экономическому успеху при практической реализации планов возрождения российской экономики через использование ВПК?

Все научные и технические идеи стареют, особенно быстро в последние два десятилетия. Конструкции и процессы, способные создавать положительный социальный и экономический эффект 20 или 30 лет назад, оказываются экономически бесполезными или даже вредными при попытках применять их реально в наше время. (В воспоминаниях П.Л.Капицы есть описание совещания в Академии Наук СССР в годы сталинской индустриализации, посвященного повышению КПД паровозов - на доли процента. Петр Леонидович считал такое совещание не только бесполезным, но просто вредным. Экономичным и прогрессивным был просто отказ от массового применения паровых двигателей с их неизбежно низким КПД). Соответственно, и идеи, которыми теперь располагают старые специалисты ВПК, непрерывно на протяжении 15 лет старели и теряли ценность, как раньше - достижения в повышении КПД паровозов. Правда, старение и обесценивание для разных инноваций происходит с разной скоростью, но лишь незначительная их часть не потеряла новизну и ценность до настоящего времени. Изобретатель в гораздо большей степени, чем поэт, «Вечности заложник / У времени в плену».

Старые специалисты ВПК, воспитанные и выросшие в 50-е и 60-е годы, медленно, но неуклонно выбывают из профессии и уходят из жизни, вместе со всеми своими идеями – устаревшими и сохраняющими актуальность. Люди, пришедшие в ВПК им на смену - «дети застоя» - в среднем располагают меньшим профессионализмом и меньшим креативным потенциалом (вспомним, сколько так называемых «инженеров» целые дни проводили в чтении романов или в разговорах за сигаретой или дамским рукодельем). Затем в цепи поколений просто «провал»: способные молодые люди, обучавшиеся в 90-е годы, уходили в бизнес и уезжали из России, из Украины, из других республик СНГ.

Для извлечения экономической пользы из «временно омертвленного» и непрерывно убывающего интеллектуального капитала, сохраняемого старыми специалистами ВПК, в каждом случае придется последовательно решать несколько взаимоувязанных задач:
1.     Оперативная оценка и селекция инноваций по их значимости.
2.     Патентная защита инноваций.
3.     Продвижение инноваций на рынок интеллектуальной собственности.
4.     Технологическая реализация («доводка» идей).

Неудача в каждом из этих звеньев окажется роковой для технической идеи и инновационного проекта в существующих условиях. Решение четырех этих задач требует не только узкого профессионализма, но и обширных конкретных знаний. Сейчас нет надежды на то, что у нас найдется сразу много энциклопедистов-универсалов, желающих и способных в одной голове соединить умение решать все эти проблемы.  В мировой истории таких инновационно-коммерческих гениев можно пересчитать по пальцам. Насколько успешно велась у нас за все годы экономических и образовательных реформ подготовка и «практическая обкатка» хотя бы узких специалистов-патентоведов?

Могу напомнить, что первые в СССР сокращения численности ИТР (при переводе промышленных предприятий на полный хозрассчет), начинались … с ликвидации ставок патентоведов и работников отделов научно-технической информации. «Крепким социалистическим хозяйственникам» показались совершенно ненужными ритуальные жертвы на алтарь научно-технического прогресса – такие, как содержание патентных и информационных отделов на предприятиях.  Тогда же знакомый автору некий «инженер по соцсоревнованию» оперативно сменил должность, сохранил рабочее место, он и до настоящего времени продолжает получать на заводе свой законный нищенский оклад. В чем дело?

Людям с номенклатурным воспитанием всегда глубоко чуждо представление об интеллектуальной собственности на нечто неосязаемое, «нематериальное». Незаконное использование чужого объекта интеллектуальной собственности большинство этих людей не считало и не считает воровством, чем-то постыдным. Много ли мы знаем начальников, которые постеснялись включать себя в число соавторов изобретений, сделанных подчиненными? Бывший парторг, а затем директор ГИПХа и серетарь Ленинградского обкома КПСС, не стеснялся публично заявлять, что является автором трех сотен изобретений (больше, чем собственных изобретений у Сименса, у Эдвина Ленда). Интересно, каково же общее число официальных соавторов в этих трех сотнях изобретений? Если можно объявлять себя автором чужих идей, разве грех использовать чужие запатентованные технические решения? Зачем рисковать, разрабатывая собственные конструкции, если можно «содрать» чужие разработки? Первые выпуски компьютеров «Единой серии» копировали «IBM-360» до деталей, даже болты и гайки для сборки стоек применялись дюймовых стандартов!

Наша «номенклатура», теперь называющая себя «элитой», до последнего времени не усвоила, что устойчивые успехи капиталистического (рыночного) хозяйства невозможны без конкуренции инноваций, а эта конкуренция невозможна без правового регулирования в сфере использования интеллектуальной собственности. Но какое правосознание у отечественных госслужащих, если почти 90% компьютеров в учреждениях используют нелицензионный софт? Госмудрецы сразу предлагают в обязательном порядке перевести госпредприятия на «LINUX», только бы не платить производителям программ! То, что переучивание служащих потребует много времени, труда и денег, в голову не приходило?

Еще раз подчеркнем – инновационная экономика просто невозможна без строгой и эффективной юридической регламентации всех операций с интеллектуальной собственностью. Объем этих операций непрерывно нарастает в глобальной экономике. Где инфраструктура для этих операций в России? Кто готовит и совершенствует специалистов? Может ли создатель инновации чувствовать себя в безопасности, если заявляет себя ее собственником? Насколько защищен от воровства или грабежа в России владелец патента или лицензии?

Недавно знакомый молодой человек попытался через Интернет приступить к созданию негосударственного сообщества изобретателей и патентоведов, которое занялось бы на общественных началах – наподобие ВОИР - защитой изобретателей, патентованием и продвижением идей на рынок. Буквально через несколько дней «активиста-правозащитника» навестил молодой человек – по виду персонаж фильма «Бригада», который очень доступно объяснил, что начатое дело не следует продолжать. Просто не надо – это небезопасно. Другими словами, инновационный бизнес в России в настоящее время – как бизнес нефтехимический, топливный, фармацевтический» - в значительной мере находится под контролем криминальных структур.
 
Если российское государство не озаботится защитой интеллектуальных ресурсов и создателей инноваций – утечка мозгов оставит Россию без «инновационной экономики», возможно навсегда.

Последнее, что необходимо сознавать государственным мужам, сочиняющим законы. Чрезмерная юридическая регламентация наносит вред. Но и упования на самоорганизационный потенциал рыночных механизмов, которые якобы «могут расставить все по местам», тоже опасны. Об этом писал Джордж Сорос, финансовый гений ХХ века, в книге «Кризис мирового капитализма. Открытое общество в опасности».

Самые известные области, где доминирование рыночных механизмов может вести к невосполнимому социальному ущербу – медицина, охрана природы и охрана среды.
Историк и социолог науки из США К. Фукс сформулировал гипотезу о формировании в рамках современной рыночной экономики «врачебно-промышленного комплекса» - экономической группы, чьи финансовые интересы могут расходиться с интересами всего общества. Ближайшая аналогия – «военно-промышленный комплекс», о котором говорил Дуайт Эйзенхауэр в начале 60-х годов ХХ века. Довольно долгое время интересы врачебно-промышленного комплекса диктовали преимущественное финансирование и ускоренное развитие «высоких медицинских технологий», ориентированных на лечение самой тяжелой патологии, в ущерб разработке средств профилактики и превентивной терапии. В итоге, расходы на медицину в США составляют около 12% годового национального дохода, в ЕС – до 10%.

Если пересчитать общий уровень затрат на лечение одного среднестатистического больного в США, и сравнить с аналогичными расходами на лечение в России, то легко возникает иллюзия полного краха государственной медицины, наступившего задолго до «перестройки» в СССР. 

На самом же деле система здравоохранения в СССР еще в конце 60-х годов обнаруживала в некоторых областях довольно высокую социальную эффективность, а быстрая деградация началась до «перестройки». Ускокорение деградаци наступило в ходе попыток административного реформирования.

«Программа всеобщей диспансеризации» середины 80-х годов предусматривала проведение всеобщих диспансерных обследований, которые должны были обеспечить раннюю диагностику болезней и раннее начало лечения. Осмотры были начаты, но не были выделены дополнительные материальные средства для диагностики, диспансерные обследования проводились за счет рабочего времени, ранее отводившегося на рядовую лечебную работу. Реальный объем и реальное качество диагностики, продиктованные этими обстоятельствами, резко снизились. Средства и время на проведение стопроцентной диспансеризации, потрачены не просто бесполезно, а с ущербом для общества.

Так называемый «ленинградский эксперимент в организации здравоохранения»  экономически стимулировал медиков на сокращение числа дней нетрудоспособности, сокращение числа и сроков лечения в стационарах. Протесты никак не подействовали на администраторов, хотя многие медики писали, что в ходе такого «экономического эксперимента» в выигрыше только плохие врачи: быстро вылечить больного много труднее, чем признать больного здоровым, а улучшение ранней диагностики всегда поначалу ведет к увеличению числа людей, признанных больными.   Прогнозы, что возрастут частота осложнений и смертность от поздних госпитализаций и в результате отказа в выдаче больничных листов, оправдались («Граждане начнут умирать практически здоровыми и трудоспособными»). «Экономический эксперимент в здравоохранении» был начат и завершен – без каких-либо юридических последствий для организаторов и промежуточных исполнителей.

И последние попытки реформирования медицины  в направлении ее коммерциализации (называемые переходом к так называемой «страховой медицине») пока ведут к двум реальным результатам:

1.     Ускоренно формируется врачебно-промышленный комплекс России (прямое участие врачей в доходах от торговли медикаментами приводит к росту объема продаж дорогих лекарств и к распространению медицинских технологий с меньшей социальной эффективностью).
 
2.     Экономически тормозится освоение и распространение социально эффективных медицинских технологий (дешевых и эффективных систем профилактики и превентивной терапии).

«…а там путь известный: скорая помощь, Мариинская больница, Серафимовское кладбище…» (М. Зощенко).

У нашей страны сейчас остается все меньше времени для создания «благоприятного инновационного климата» и для воссоздания (либо уже создания заново) реальной инновационной культуры. Необходимы не только эффективное «проинновационные» законодательство и бюджет. Все это окажется неиспользованным, если администраторы и политики не овладеют хотя бы начатками инновационной культуры.

назад

Материалы из архива