Идеологи научного мира

В.Д.Селемир, директор Научно-технического центра физики высоких плотностей энергии и направленных потоков излучений

Лидирующее положение любой страны во многом зависит от научного потенциала. В конечном счете, именно интеллектуальные изыскания станут главной ценностью и достоянием каждого государства. Израсходовав природные ресурсы, мы обратим свои взоры на ученый мир, ожидая от него революционных решений, способных обеспечить и улучшить существующее качество жизни.

Маленький город и большая наука. Это про Саров. ВНИИЭФ окажется в числе первых, от кого мы будем ждать открытий. В каком состоянии находится институт, чем живет и над чем работает? Об этом нам рассказал директор Научно-технического центра физики высоких плотностей энергии и направленных потоков излучений Виктор Дмитриевич Селемир.

– Как вы относитесь к созданию международных ядерных центров?

– В этой идее есть здравое зерно. Начиная с 90-х годов, мы работаем над некоторыми проблемами вместе с сотрудниками ядерных центров зарубежных стран. Секретами мы не обмениваемся, это открытые темы, как правило. В ядерных центрах собрана уникальная физика. Например, сверхсильные магнитные поля традиционно развиваются в Сарове, и все результаты исследований Российской академии наук в этой передовой области науки получены с участием ученых нашего института. Ближайших соперников – японцев – мы опережаем в 5–10 раз с их уникальной установкой. Это невоенная тематика. Для чего нужны такие поля? Чтобы проводить исследования по физике твердого тела. Если необходимо синтезировать новые вещества и делать это не методом проб и ошибок, а изучая электронные структуры, другого инструмента, кроме как сверхсильное поле, нет. Причем, для веществ, которые могут быть интересны для современной промышленности и техники, эти поля должны быть достаточно сильными. Где их взять? Только в Сарове. И почти все, кто занимался сверхпроводимостью, были здесь, проводили с нами совместные эксперименты и платили за это деньги.

Ядерные центры обладают уникальными технологиями, интересными не только в специфической ядерной области, но и многих других научных областях. Кстати говоря, еще академики А.Д.Сахаров и Я.Б.Зельдович предлагали использовать ядерный взрыв как инструмент для физических исследований. Одна из идей заключалась в создании сверхмощных ускорителей заряженных частиц для проверки фундаментальных свойств материи. При этом в одном таком эксперименте можно получить информацию, которую на стационарных ускорителях, подобных тому, который строится в ЦЕРН, будут получать годы. Почему бы такой проект с использованием ядерного взрыва не сделать международным? Задача достойная для объединения физиков из ядерных лабораторий различных стран. Успешная работа такого объединения будет полезной для всего мирового сообщества.

– Какая роль в этом объединении, по вашему мнению, достанется россиянам?

– Как-то во Франции мне задали вопрос, чем русский отличается от француза. Я ответил: у вас строят дом из камня, в этом доме живет и сын, и внук, и правнук. Следовательно, все они дома не строят и не умеют это делать. В России основной материал – дерево, если построил отец, то сыну, хочешь – не хочешь, приходится строить самому. Так как надеяться на предков нельзя, народ сообразительный. В научном мире придумки идут из России. Другое дело, что когда строят деревянный дом, деталями не всегда занимаются. Доводить начатое дело до конца у нас не очень умеют, это проблема, которой надо заниматься. Однако в смысле идеологии без нас не обойтись.

– В каких направлениях ядерной науки мы лидеры?

– Таких направлений много и я не возьму на себя смелость перечислить их все. Могу касаться только тех работ, которые ведет наш Научно-технический центр физики высоких плотностей энергии и направленных потоков излучений. Во всех ядерно-оружейных разработках – одно из важнейших направлений работ – это исследование взрывных процессов, исследование поведения различных конструкционных материалов при взрыве. Нужны методы диагностики, образно говоря, позволяющие рассмотреть взрыв изнутри. Общепризнанным методом решения этой задачи, который используется практически во всех серьезных исследованиях, является просвечивание взрыва мощным рентгеновским излучением. У нас для этих целей используется сильноточный безжелезный бетатрон. Это целиком русская разработка, выполненная под руководством академика А.И.Павловского, длительное время возглавлявшего наш коллектив. По параметрам безжелезный бетатрон Павловского на многие порядки превосходит классические бетатроны, которые разрабатывались в других лабораториях. Зарубежные лаборатории не пошли по этому пути, они начали строить для рентгенографии линейные ускорители. Поскольку экспериментальная база РФЯЦ ВНИИЭФ сравнительно недавно переоснащалась (разработка бетатронов нового поколения ведется под руководством кандидата физико-математических наук Ю.П.Куропаткина), я могу сравнивать нас с зарубежными лабораториями. Стоимость нашего комплекса для регистрации быстропротекающих процессов во время взрыва в 10…20 раз ниже, чем аналогичное оборудование зарубежных лабораторий. В этих специфических областях ускорительной техники мы, несомненно, впереди, как и в области линейных индукционных ускорителей (ЛИУ) на линиях с распределенными параметрами, где Саровская школа на многие годы определила пути развития этой области ускорительной техники. Успехи в создании сильноточных ЛИУ определили лидирующее положении ВНИИЭФ и в сильноточной релятивистской электронике. Особая статья – энергетика взрывомагнитных генераторов. Идея этих генераторов понятна даже школьнику старших классов. Если с помощью взрывов сжать соленоид с продольным магнитным полем, то вследствие сохранения магнитного потока, величина магнитного поля, а, следовательно, и его энергия возрастут многократно. Эта идея позволила реализовать энергетический источник с колоссальной энергией. Вопрос в правильной организации этой энергии, создании сверхмощных импульсных энергетических источников. Эта задача требует разработки специальных средств коммутации, методов управления токами в сотни миллионов ампер. Напряженная работа саровских физиков позволила достигнуть заметных успехов в этой области. Мы сейчас можем говорить о генераторах, формирующих импульс тока с фронтом нарастания менее 1 мксек и током более 100 МА. В данной области физики ученые РФЯЦ-ВНИИЭФ занимают лидирующее положение в мире. Идею магнитокумулятивных генераторов предложил Андрей Сахаров, после него работало много людей. Назову имена А.И.Павловского, В.К.Чернышова, Р.З.Людаева. Сегодня в нашем центре успешно развивает это направление коллектив под руководством доктора физико-математических наук В.А.Демидова. Чтобы представить себе возможности таких генераторов отмечу, что генератор, который можно разместить на крышке пианино, заменяет стационарную установку, которая не поместится в этой комнате (мы беседовали в зале площадью не менее 100 м?). При очень больших плотностях энергии любой процесс становится взрывным. Если в устройстве выделяется электрическая энергия, эквивалентная взрыву 5 кг взрывчатки, это устройство или его часть обязательно взорвется. Наш многолетний опыт показал, что взрывомагнитные генераторы дешевле стационарных установок, и это утверждение усиливается с повышением мощности и энергетики исследуемых устройств.

На сегодняшний день ключевая проблема, над которой работают ученые многих лабораторий мира – получение большого количества мягкого рентгеновского излучения. С одной стороны, это необходимо для наших специфических задач: моделирования работы ядерного оружия. Потому что без проведения испытаний для поддержания ядерного арсенала страны необходимо знать на порядок больше, чем в случае проведения подземных ядерных взрывов. От создания генератора мягкого рентгеновского излучения достаточной мощности до создания импульсного термоядерного источника энергии всего полшага. Не хочу сказать, что мы вплотную подошли к этому, но, на мой взгляд, и не очень далеки от решения. Приблизительно два года назад я выступал на конференции в Новосибирске и рассказывал о начале наших работ в этой области. Там была приведена кривая: наверху были результаты коллег из Сандийской лаборатории, внизу – наши. Доклад я заканчивал словами: «Сложилось неправильное положение и наш долг его поправить». Мы не привыкли в таком положении находиться. Тем более, по сверхсильным магнитным полям ситуация обратная. Так вот два месяца назад мы это исправили: наша точка уже правее и выше американской. Причем, из-за нехватки средств мы обошлись без стационарных конденсаторных батарей, поскольку это очень дорого. Мы сделали все гораздо дешевле и гораздо эффективнее. Правда, опередили американцев по энергетике излучения, но не по мощности. Еще есть над чем работать.

– Что ваше лидирующее положение в науке дает в сфере экономики? Вы получаете какие- то дивиденды, прибыль?

– Разработки, которые можно где-то применить, мы пытаемся использовать. К сожалению, должен констатировать, что если бы лаборатория сверхсильных магнитных полей находилась не в Сарове, а на Западе, проблем с ее финансированием не ощущалось: была бы очередь желающих провести эксперимент. Давно известно, что отдельно выделенная точка мало дает для науки, нужна среда. Японцы все новые синтезируемые вещества проверяют в своей лаборатории. Построили лабораторию, она окупается, поскольку там идут проверки. А у нас лабораторий, которые занимаются синтезом новых веществ, раз-два и обчелся, и находятся они далеко не в богатых институтах. Надеюсь, при реализации Российской программы по развитию нанотехнологий положение изменится. В рамках этой программы мы предлагаем создать в Сарове Центр сильных и сверхсильных магнитных полей, который должен обеспечить потребности всего российского научного сообщества в проведении исследований новых материалов, которые будут разрабатываться в рамках Программы развития нанотехнологий.

Еще один пример, мы серьезно занимаемся физикой газового разряда. Оказалось, что у медиков есть проблемы. В связи с тем, что антибиотики перестают быть эффективными, в дело пошел озон. Нужны генераторы озона – предельно точные, чтобы врач мог дозировать воздействие. Нам поставили условие: кроме высокой точности и предельной надежности внешний вид оборудования должен соответствовать самым высоким стандартам. Под руководством доктора физико-математических наук В.И.Карелина такой генератор сделан, сертифицирован по всем правилам, серийно выпускается и продается. Он востребован. Во многих медицинских учреждениях он уже имеется. Сейчас ведутся переговоры с руководством нескольких областей, чтобы в рамках национальной медицинской программы, объявленной Президентом, оснастить область оборудованием для озонотерапии. Что это дает? Приведу цифру, которую подсчитали в Нижегородской медицинской академии. Повсеместное введение озонотерапии в выделенном регионе уменьшает доходы фармацевтических фирм в этом регионе на 40%. Вряд ли фармацевты будут нас любить!

– Это единственный медицинский заказ или вы и по другим запросам врачей работаете?

– Есть наработки по воздействию газового разряда на раковые опухоли. Под руководством Г.М.Спирова и И.П.Ивановой (сотрудники Нижегородской медицинской академии) получены обнадеживающие результаты. Пока идет эксперимент на крысах, и надо еще много работать, чтобы довести дело до медицинского применения. Но результат обнадеживающий. Думаю, что мы что-то сделаем.

– Сколько времени вам на это потребуется?

– Вопрос не к нам, к медикам. Медицина – отрасль очень консервативная, так и должно быть. Нужны очень серьезные проверки, чтобы предложить препарат или методику лечения людям. Физическая часть нам ясна и более-менее она сделана. Сейчас первая скрипка у медиков. Чтобы вывести озонотерапевтический препарат на уровень медицинского применения нам потребовалось более 6 лет. Есть еще один коммерческий проект для медицины. Зубным врачам требуется стерилизатор, который позволит дезинфицировать инструмент без нагрева. Такой прибор через год, максимум полтора, думаю, появится на рынке. В данном случае я говорил не обо всем ВНИИЭФ, а о работах, которые ведет Научно-технический центр физики высоких плотностей энергии, которым я руковожу. Палитра исследований, проводимых в РФЯЦ-ВНИИЭФ, гораздо шире.

– Как обстоят дела с международным сотрудничеством?

– По-разному. Есть достаточно богатая история международного сотрудничества, это многое давало нам. Но сейчас разрешительная система стала работать более жестко, и наблюдается тенденция к сворачиванию связей с зарубежными лабораториями. Я не думаю, что это процесс полезный, однако вынужден констатировать реальное положение дел.

– К каким последствиям данная тенденция может привести?

– Ситуация такая – любой научный обмен будит творческую мысль. В этом отношении мы не доберем той информации, которая приходила извне. Катастрофических последствий не будет, потому что до начала 90-х мы вообще никуда отсюда не выезжали, тем не менее, результаты у нас были прекрасные. Возможность работать с иностранными коллегами открывает новые горизонты. Приведу пример. Мы ежегодно проводим научно-практический семинар, где выступаем арбитрами и на конкурсной основе выбираем интересную для нас идею. Авторам этой идеи мы предоставляем свою уникальную технику в области сверхсильных магнитных полей для совместных экспериментов. В этом семинаре участвуют практически все открытые лаборатории мира. Не будь его, мы бы не провели массу экспериментов. С учеными из Берлинского университета, например, мы изучали арсенид галлия, в ближайшее время можно ожидать появления новых лазеров, использующих это вещество. В процессе сотрудничества обогащаются обе стороны, это-то и хорошо. У американцев и европейцев нет таких магнитных полей, а у нас нет техники для регистрации происходящих там процессов. Проделали совместные эксперименты в области фундаментальной науки – наука обогатилась. Да, есть вещи, которые надо охранять и не следует к ним никого подпускать, но это наши сотрудники хорошо понимают.

– Россия в одиночку сможет осуществить полный замкнутый ядерно-топливный цикл?

– Он у нее фактически есть. Как один из американцев спросил у меня: «А у вас это есть?». Потом подумал и сам ответил: «Да у вас тут все есть». В этом отношении он был прав.

– Существует ли концепция развития ядерного центра?

– Такая концепция в институте есть. Она не догма, колебания курса имеют место. Потому что институт – живой развивающийся организм. Моя точка зрения, что роль научной составляющей деятельности института будет возрастать со временем. Задачи сегодняшнего дня сложнее тех, которые были на момент создания ядерного центра. С одной стороны, надо четко следить за тем, чтобы что-то не пропустить в мире. Надо держать руку на пульсе и быть, где возможно, впереди. А с другой стороны, занятие ядерным оружием многогранное и требует знания широкого круга областей физики. В этом плане появляется возможность искать и новые идеи, и новые приложения сил как в оружейной, так и в любой другой области. В связи с этим институт будет развиваться, его квалификация должна возрастать. И вообще-то в научном плане у России осталось не так много работающих на полную мощь институтов. Думаю, что правительство если не совсем понимает, то скоро поймет это. Саров может и должен стать форпостом научно-технической мысли, который в отдельных направлениях будет определять стратегию развития науки и техники России. Передовые позиции нашего института и творческий потенциал его сотрудников тому порука. Но при всем вышесказанном я хочу подчеркнуть, что основная задача нашего Научно-технического центра физики высоких плотностей энергии и направленных потоков излучений – это создание новых оружейных технологий, это, в первую очередь, работа в интересах создания перспективных систем вооружений. Если при этом часть разработок приносит пользу фундаментальной науке или применяется в народном хозяйстве, то это только подчеркивает эффективность работы научных сотрудников.

– Последний вопрос, Виктор Дмитриевич. Какая ситуация с финансированием?

– Финансирование недостаточное. С учетом того, что цены на материалы выросли фактически до мирового уровня, а задач становится все больше, сложность экспериментов возрастает, прошло время простых решений, когда на полигоне в одном эксперименте, причем за сравнительно небольшую цену, удавалось получить ответ, сейчас требуется создание колоссальных установок, и возрастают требования к квалификации экспериментаторов. Новой экспериментальной техники не хватает, а она необходима. Технология экспериментальных исследований должна соответствовать уровню решаемых задач. Финансирование должно стать гораздо серьезней. Произойдет это – все в порядке будет с ядерным оружием и со страной, соответственно.

Есть малоизвестный факт. Византия владела секретом «греческого огня». По-видимому, и зеленые, и миротворцы были сильны и в те времена. Как говорится, ничто в этом мире не ново. Было мощное движение в пользу того, что это очень жестокое оружие и его надо запретить. В конце концов, точка зрения этих людей возобладала. Поскольку секретом «греческого огня» владел один монастырь, то проблему решили в духе того времени: монастырь замуровали. Монахи вымерли. Все стало хорошо. А где-то лет через семь Константинополь стал Стамбулом. Об этом нам следовало бы помнить.

Журнал «Атомная стратегия» № 26, ноябрь 2006 г.

назад

Материалы из архива